Rambler's Top100
———————— • ————————

Документы

————— • —————

Н.Д. Толстой-Милославский
Жертвы Ялты

——— • ———

Глава 3
Иден в Москве: конференция «Толстой»
(11–16 октября 1944)

1 • 2 • 3

Напомним читателю, что Гусев до сих пор не получил письменного уведомления о решении кабинета пойти навстречу советским пожеланиям в вопросе репатриации и даже, возможно, не слишком верил в готовность англичан к сотрудничеству. К тому же он, по всей вероятности, считал своим долгом выдвигать обвинения, которыми впоследствии можно было бы объяснить любые помехи в деле репатриации и протесты русских, не желающих возвращаться на родину. Эти жалобы сводились к огульным обвинениям англичан в злоупотреблении лояльностью русских. Тем самым на англичан как бы возлагалась прямая или косвенная ответственность за сопротивление русских военнопленных репатриации. Отсюда можно было заключить, что подавлять это сопротивление — тоже дело англичан.

Крайне возмущенные этими обвинениями, английские власти начали готовить пространное опровержение, подробнейшим образом доказывая их лживость{32}. Советы действительно зашли слишком далеко, и было необходимо показать им, в чем именно они допустили ошибку. Ни одному мидовскому сотруднику не пришло в голову, что советские деятели прекрасно разбираются в ситуации, а атака против англичан предпринята исключительно из тактических соображений.

В последний момент, однако, советская методика разом изменилась. Из Москвы пришла телеграмма от генерала Берроуза. Он сообщал, что его новый советский коллега, только что заступивший на должность, «чрезвычайно сочувственно отнесся к этому делу и обещал ускорить решение вопроса» об участии англичан в репатриации английских военнопленных, освобожденных Красной армией.

Он заявил со всей ответственностью, что командиры Красной армии получили инструкции создать наилучшие условия для освобожденных пленных союзных армий. Я сообщаю вам об этом незамедлительно, так как это первый признак того, что советский генеральный штаб намерен пойти нам навстречу{33}.

Однако прошло всего два дня, и Вышинский пожаловался английскому послу в Москве на оскорбительное отношение к русским в Англии{34}. Такая политика кнута и пряника вконец запутала англичан. Можно было подумать, что советские представители получили инструкции обращаться с ними, как академик Иван Павлов обращался с подопытными собаками.

Пока советские власти морочили англичанам голову, события приняли неожиданный оборот. Черчилль, обеспокоенный явным столкновением интересов союзников в Польше и на Балканах, предложил, чтобы они с Иденом приехали в Москву и попытались лично уладить все дела со Сталиным. 1 октября от генералиссимуса пришло благосклонное согласие. Решено было лететь через неделю{35}. Так, наконец, возникла возможность разобраться в затянувшемся деле о репатриации русских и английских пленных. МИД и военное министерство в спешке готовили для министра иностранных дел подробные сводки по данному вопросу. Главные цели были сформулированы так:

1. Склонить советские власти к сотрудничеству в обеспечении надлежащей заботы об английских пленных, освобожденных Красной армией, и их репатриации.

2. Заверить Советы в том, что русские, находящиеся в Англии, Франции и Египте, будут репатриированы, как только будет практически решена транспортная проблема.

3. Поскольку советские власти настаивают на том, что их подданные в Англии не могут пользоваться статусом военнопленных, убедить их принять в качестве единственной разумной альтернативы «Закон о союзных вооруженных силах».

4. Опровергнуть несправедливые обвинения, выдвинутые Гусевым{36}.

Тем временем английский Комитет начальников штабов сообщил МИДу о возможности найти подходящий транспорт для отправки русских «и обеспечить репатриацию 11 тысяч человек без ущерба для наших прочих нужд, при условии, что транспорт к концу ноября вернется в Англию». Однако в сообщении высказывалось предположение, что Советы «скорее пойдут нам навстречу, если мы не сделаем первого шага»{37}. Это была последняя попытка связать советское правительство соглашением, в котором оговаривались бы взаимные обязательства относительно репатриации пленных. Но начальники штабов не могли предугадать дальнейший ход событий.

Через два дня, 11 октября 1944 года, Черчилль и Иден принимали Сталина и Молотова на обеде в английском посольстве в Москве. Стоял прекрасный солнечный день, и у премьер-министра и министра иностранных дел были все основания пребывать в радостном оптимистическом настроении. Они только что с блеском и в хорошем темпе провели переговоры, в результате которых большая часть Балкан была отдана под советский контроль{38}. Может быть, поэтому Молотов в тот день был в необычайно хорошем расположении духа. Казалось, эта встреча руководителей союзных государств самым благоприятным образом завершила переговоры, которые могли бы тянуться до бесконечности.

Гости прибыли в 9 часов, за столом царило праздничное оживление. Иден имел возможность вдосталь наговориться со Сталиным, которого от него отделял только переводчик Павлов. Советский лидер был в превосходной форме, в беседе он блистал остроумием и мудростью. Он шутил насчет неугомонных поляков, рассказал длинный анекдот (оставшийся Идену непонятным) о партии крымского вина, захваченного у немцев. Иден чувствовал, что его былое восхищение Сталиным разгорается с новой силой. Впервые он встретил этого необыкновенного человека девять лет назад и сразу почувствовал к нему то необъяснимое уважение, для которого не существует ни классовых, ни национальных, ни идеологических барьеров. Он писал о своей встрече со Сталиным в 1935 году:

Сталин с первого взгляда произвел на меня неизгладимое впечатление, и мое мнение о его способностях осталось непоколебленным. Его сильная личность обнаруживает себя без всяких стараний с его стороны. У него врожденные хорошие манеры, вероятно, это грузинская черта. И хотя я знал, что это безжалостный человек, я уважал его незаурядный ум и даже чувствовал к нему симпатию, которую не в состоянии объяснить до конца{39}.

Вдруг Сталин помрачнел и, исподлобья поглядывая на Идена, заговорил о другом. Последующий разговор привел Идена в крайнее возбуждение. В телеграмме, посланной им на другой день Орму Сардженту в Лондон, эйфория бьет через край:

Вчера на обеде в беседе с маршалом Сталиным был затронут вопрос о русских войсках, находящихся у нас в Англии. Маршал сказал, что был бы чрезвычайно признателен, если бы можно было устроить их возвращение в СССР. Я сказал, что мы с радостью сделаем все, чтобы помочь, и что, несмотря на большие трудности с транспортом, мы сейчас рассматриваем возможность их отправки на родину, решая попутно проблемы транспорта и эскорта. Маршал повторил, что был бы очень обязан нам, если бы мы могли организовать для него это дело. Я ответил, что он может в том не сомневаться и что мы сделаем все возможное. Со своей стороны, я высказал уверенность, что его правительство сделает все, чтобы помочь нашим пленным в Германии, если и когда Красная армия дойдет до немецких лагерей, где они содержатся. Маршал сказал, что, конечно, это будет сделано, он лично проследит за этим. Он дал мне слово, что о наших людях будет проявлена максимальная забота.

Я думаю, что в свете этого разговора было бы крайне неразумно пытаться связывать перевозку русских на родину с вопросом о наших пленных. Мы должны все обеспечить, и, когда мы со всей определенностью сообщим русским о мерах, которые можем предпринять, нам следует напомнить им о том, что сказал мне маршал Сталин насчет отношения к нашим людям{40}.

Вот так, в мгновение ока, был решен вопрос о русских военнопленных. Государственные мужи смеялись, пили и болтали за праздничным столом до самого рассвета. Когда на другой день Иден, усталый, но счастливый, поднялся с постели, время близилось к полудню. Вечером он отправил приведенную выше восторженную телеграмму сэру Сардженту. Она случайно пересеклась со встречной телеграммой от Сарджента, который, словно неким телепатическим образом предугадав точку зрения Идена, рекомендовал отказаться от каких бы то ни было условий «из тактических соображений — чтобы разрядить враждебную атмосферу»{41}.

Постоянный заместитель министра сэр Александр Кадоган писал, что вся неловкая ситуация «была снята в высшей степени удовлетворительным заверением, которое мой министр получил от маршала Сталина»{42}. Английский Комитет начальников штабов получил приказ приступить к подготовке скорейшей репатриации русских пленных, и через четыре дня Кадогану сообщили, что к 23 октября будут готовы два военных транспортных судна{43}.

Иден был убежден, что сталинские заверения исключают какие бы то ни было условия с английской стороны. Он отказался и от мысли ответить на обвинения, выдвинутые в «грубой записке» Гусева, поскольку это может «вновь привести к спорам»{44}. Сотрудник военного министерства Бовеншен так сформулировал новую позицию англичан:

а) Репатриация продолжается.

б) Никаких грубых записок посольству.

в) Никаких распоряжений насчет «Закона» [о союзных вооруженных силах], пока нас не попросит МИД{45}.

16 октября в 16.30 Иден, встретившись в Кремле с Молотовым, заявил, что англичане обеспечили все необходимое для репатриации первых 11 тысяч советских граждан; остальные будут доставлены в СССР при первой возможности. Молотов выразил благодарность и тут же перешел к пункту, который очень беспокоил советских руководителей:

Считает ли правительство его величества, что все советские граждане без исключения должны быть возвращены в Россию как можно скорее?

Иден ответил, что да и что для этого выделены корабли. Молотов сказал, что для него это принципиальный вопрос. Пока что он не получил ответа от английского правительства. Иден ответил, что у него нет никаких сомнений на этот счет... Молотов сказал, что очень признателен, но речь идет о правах советского правительства и советских граждан, а вовсе не о транспорте. Согласно ли английское правительство, что вопрос о возвращении советского гражданина в СССР не может решаться исключительно на основании желания либо нежелания индивидуума? Некоторые советские граждане могут не захотеть вернуться, потому что они помогали немцам, но советское правительство требует права возвращения для всех своих граждан.

Иден сказал, что он не возражает. Английское правительство хочет видеть всех этих людей под опекой советской администрации.

Молотов высказал предположение, что советские власти сами должны решать судьбу своих граждан. Иден согласился, что... до возвращения на родину русские, находящиеся на территории Англии, должны находиться под опекой советских властей в рамках английского закона.

Молотов закрыл дискуссию в обычной советской манере, выдвинув явно наобум нелепое обвинение в плохих условиях содержания пленных в одном из английских лагерей{46}. Впрочем, обвинение это, против обыкновения, было высказано как-то нерешительно — словно Молотов понимал, что Идену больше нечего уступать.

Иден телеграфировал в Лондон о новых успехах{47}. До завершения визита в Москву, известного под кодовым названием «Толстой», Черчилль обменялся со Сталиным несколькими шутливыми фразами.

Премьер-министр сказал... Что касается еды, то Англия, по просьбе маршала Сталина, обеспечила отправку в СССР 45 тысяч тонн солонины. Мы, кроме того, отправляем в СССР 11 тысяч бывших советских военнопленных, чтобы было кому эту солонину есть.

Маршал Сталин сказал, что... очень многих военнопленных заставили воевать за Германию, тогда как остальные пошли на это по доброй воле.

Премьер-министр заметил, что нам очень трудно разделить эти две категории. Поскольку они сдались нам, мы имеем право ходатайствовать за них, и он выразил надежду, что все они будут отосланы в СССР{48}.

В тот самый момент, когда происходила эта странная беседа, несчастной английской делегации была передана советская вербальная нота. В ней содержалась еще одна яростная атака на обращение англичан с советскими пленными, повторялись все прежние обвинения Гусева и добавлялись новые{49}. Должно быть, английская делегация вела себя слишком почтительно, и советское правительство заподозрило, что англичане задумали какую-нибудь каверзу.

——— • ———

назад  вверх  дальше
Оглавление
Документы


swolkov.org © С.В. Волков
Охраняется законами РФ об авторских и смежных правах
Создание и дизайн swolkov.org © Вадим Рогге