В заключение следует сказать несколько слов об «историческом месте» советского истеблишмента, его соотношению с дореволюционным и «постсоветским».
Революция в России начала ХХ в. покончила с прежней элитой гораздо более радикально, чем, скажем французская конца XVIII в. или любая другая в Европе. Гораздо более высокий процент ее был физически уничтожен, несравненно более широкий масштаб имела эмиграция представителей этих слоев{16}. Наконец, в отличие от французской революции, где время репрессий и дискриминации по отношению к старой элите продлилось не более десяти лет, в России новый режим продолжал последовательно осуществлять эту политику более трех десятилетий и к моменту окончательного становления в 30-х годах нового образованного слоя лица, хоть как-то связанные с прежним, составляли в его среде лишь 20–25%. Поэтому советский политический истеблишмент не мог быть сколько-нибудь связан по происхождению даже с самыми широкими кругами дореволюционного образованного слоя. О какой-либо связи его с досоветским говорить просто не приходится: в его составе не было ни одного лица, занимавшее положение соответствующего уровня до 1917 г.
Но если советская государственно-политическая верхушка никак не была связана с досоветской, то «постсоветская» была ее прямым продолжением (отчего это слово и приходится брать в кавычки). В связи с событиями 1991–1993 гг., которые обычно трактуются как революционные по своему характеру и значению, часто говорят и о появлении новой элиты общества (что выглядит в этом случае вполне логично). Революционный характер перемен предполагает обычно и новых действующих лиц — не только в персональном плане, но и как массовое явление — в масштабах замены целого социального слоя. И наоборот — по тому, имело ли место это явление, можно судить, насколько на самом деле радикальны и значительны были перемены, действительно ли имела место революция.
Однако при взгляде на состав правящей верхушки даже к моменту высшего пика «демократического правления» — на весну 1993 года (до первых выборов глав администраций и до уступок Ельцина оппозиции в отношении состава правительства), обнаруживается, что среди двух сотен человек, управлявших страной на момент «расцвета демократии» (верхушка президентского аппарата, члены Президентского Совета, правительства, «губернаторы» и главы заксобраний «субъектов федерации») три четверти (75%) были представителями старой коммунистической номенклатуры, а коммунистами были 9 из 10 (90%). Впоследствии «номенклатурность» высшей власти еще усилилась (вплоть до того, что до десятка областей возглавляли не просто представители номенклатуры, а даже именно первые секретари тех же самых обкомов КПСС). Если же посмотреть на состав руководства «силовых структур», дипломатического корпуса, прокуратуры и других государственных органов, то тут никаких изменений вообще не произошло: никаких новых людей, не принадлежавших к кадрам этих структур и раньше, там за единичными исключениями не появилось. Неизменным остался состав научной и культурной элит{17}.
Как было показано выше, социальные характеристики даже более широкого круга «постсоветской» верхушки принципиально не отличаются от последнего поколения советской. Изменения, которые имели место — чисто «эволюционные» и являются выражением и продолжением той тенденции, которая прослеживается с послевоенного времени: примерно такой советская верхушка и была бы, не случись «августовской революции» 1991 г. Дело, собственно, в том и состоит, что в 1917 г. революция была, а в 1991 ее не было. Поэтому никакого качественно нового «постсоветского» истеблишмента (ни государственной, ни военной, ни научной, ни культурной его части) и не возникло. Поскольку же идеологические соображения и ограничители, связанные с передачей высокого статусного положения по наследству в РФ отпали, и власть более не озабочена рекрутированием наверх преимущественно «пролетарских» элементов, есть основания полагать, что генетическая преемственность «постсоветской» элиты с советской окажется даже большей, чем между разными поколениями советской. Даже появление принципиально новой части истеблишмента («бизнес») имеет лишь структурное значение, поскольку кадры его в огромной степени пополнялись из той же номенклатурной среды (и в еще большей степени — за счет «детей»). В каком-то смысле это перетекание в более перспективную сферу напоминает организованное пересаживание 1-х секретарей обкомов в конце 80-х годов (с развитием лозунга «Вся власть советам») в кресла председателей облсоветов, а позже (с упразднением советской власти) — в кресла глав администраций.
Возникновение действительно новой элиты возможно лишь в случае таких политических изменений, которые будут означать формирование совершенно новой российской государственности (тогда как государственность РФ берет свое начало в 1917 г. и даже официально является прямым продолжением советской).
С.В. Волков
* * *
——— • ———
назад вверх список таблиц
Оглавление
Книги
 | swolkov.org © С.В. Волков Охраняется законами РФ об авторских и смежных правах |  |