Вопрос о репатриации русских беженцев
в связи с резолюцией, принятой Совещательным комитетом
при верховном комиссаре д[окто]ре Нансене{150} 20 апреля 1923 года
Доклад В.П. Носовича{151}
Комитет определил разрешение вопроса отложить на конец заседания. Обсуждение вопроса возобновилось внесением графиней Паниной проекта резолюции г[осподи]на Вольфа в измененном виде. Предложенная графиней Паниной редакция гласила:
«Имея в виду кризис, переживаемый в настоящее время русскими беженцами в Польше и Румынии, и надеясь, что верховный комиссар соизволит продолжать переговоры и шаги, уже предпринятые в целях устранения затруднений существующего положения, имея в виду, что известная часть беженства выражает пожелания возвратиться на родину, Совещательный комитет» и т.д. следовала резолюция в том виде, в котором она была внесена г[осподи]ом Вольфом.
По оглашении этого исправленного проекта, представитель Russian Relief and Reconstruction Fund{169} г[осподин] Комлози обратился к д[окто]ру Нансену с вопросом о том, «откажется ли он от попечения судьбы желающих возвратиться на родину беженцев, если никакой резолюции принято не будет», на что д[окто]р Нансен ответил отрицательно. Ввиду этого г[осподи]н Комлози заявил, что «при таких условиях он считает резолюцию бесполезной, так как существуют особые основания для того, чтобы не выражать своего мнения по этому вопросу в заседании Комитета».
Как значится далее в протоколе, г[осподи]н Вольф внесенную графиней Паниной поправку поддержал. Председатель выразил готовность ее принять, а г[осподи]н Лодыженский заявил, что он против резолюции.
При голосовании резолюция в предложенной графиней Паниной редакции была принята Совещательным комитетом голосами всех против одного голоса д[окто]ра Лодыженского, при одном воздержавшемся (господи]н Комлози).
Таковы обстоятельства, вызвавшие и сопровождавшие разногласия по вопросу о репатриации представителей русских общественных организаций в составе Совещательного комитета при верховном комиссаре д[окто]ре Нансене.
При обсуждении вновь поставленной на очередь перед русской зарубежной общественностью проблемы репатриации надлежит прежде всего отметить исключительно неблагоприятные условия, в которые в настоящее время поставлено русское беженство в связи с переживаемым кризисом мирового масштаба в областях как экономической, так и правовой. Ненормальность этих условий, крайне затрудняющая разрешение проблемы, явилась вместе с тем главной причиной разногласия, возникшего в среде представителей русских беженских организаций в Совещательном комитете при Верховном комиссариате по русским делам. В этом отношении достаточно указать на имевшийся в виду Комитета случай насильственного изгнания из пределов Польши группы русских беженцев, которая в течение 48 часов пробыла в нейтральной зоне, отгоняемая вооруженной стражей от границ обеих стран. Характерно, что с точки зрения действующих ныне почти повсеместно исключительных паспортных правил эти русские беженцы, самовольно перешедшие из советской России в Польшу, ныне утратили право на законное пребывание в каком бы то ни было государстве мира. Не подлежит сомнению, что указанные действия польского и советского правительств не могут быть оправдываемы никакими государственными и правовыми соображениями: им, в известной мере, можно лишь найти объяснение в переживаемом кризисе и притом в области не экономической, а правовой. Борьба с подобными явлениями несомненно представляет значительные, подчас непреодолимые, затруднения. Тем не менее учреждения, коим вверена охрана правовых и материальных интересов русского беженства, не должны единственно под давлением опасения принятия теми или иными правительствами репрессивных мер, отказываться от осуществления своей прямой задачи — защиты русского беженства от произвольных действий властей.
Между тем в настоящем случае совещательный орган при верховном комиссаре направил свои усилия к разрешению вопроса о судьбе беженцев в Польше и Румынии по линии наименьшего сопротивления, признав необходимость их репатриации единственно ввиду вероятности неуспеха представительства перед польским и румынским правительствами об отмене предположенной ими насильственной высылки части беженцев в советскую Россию. Таким образом, и при сложившихся фактических условиях проблема репатриации может быть сколько-нибудь удовлетворительно разрешена лишь при непременном проведении правовых начал.
1. Главнейшее из них заключается в признании за русскими беженцами, ныне являющимися политическими эмигрантами, права убежища. Если в первое время после захвата большевиками власти, когда так называемое советское правительство еще не было признаваемо иностранными государствами, русские беженцы не могли быть вполне отождествляемы с политическими эмигрантами, то в настоящее время, после состоявшегося признания советской власти многими иностранными правительствами, целый ряд распоряжений большевиков создал для русских беженцев совершенно особое правовое положение в советской России, могущее быть охарактеризованным как постановление вне закона. Для государств, которые, подобно Польше, признали советское правительство, приведенный вывод не может быть оспариваем. Русские беженцы в этих государствах являются выходцами другого государства, оставившими родину по политическим побуждениям и не только подвергающимися опасности преследования за государственные преступления, но уже признанными советской властью политическими преступниками, лишенными как политических, так и имущественных прав. На основании советских декретов такому праволишению подвергнуты все беженцы, самовольно оставившие пределы России до определенного срока, вне всякой зависимости от побуждений, которыми руководился каждый отдельный беженец; а потому совершенно произвольным должно быть признано распоряжение польского правительства о предоставлении права убежища лишь таким русским беженцам, которые могут доказать наличие политических побуждений при оставлении советской России. Такой же характер русское беженство сохраняет и в государствах, не признавших советского правительства. Отрицание правительствами этих государств правового характера власти большевиков и издаваемых этой властью распоряжений не устраняет само по себе юридического значения:
а) оставления беженцами своей родины по соображениям политическим и
б) наличия неизбежного преследования их в случае возвращения в советскую Россию за действия, направленные против власти большевиков.
Таким образом, принципиально не отвергаемое до настоящего времени ни одним из европейских государств и нарушаемое лишь отдельными распоряжениями власти право политического убежища является правовым основанием для пребывания русских беженцев за границей.
2. Право политического убежища неразрывно связано с правом свободного избрания места жительства, а, следовательно, и с правом свободного передвижения. Действующие в настоящее время паспортные правила, крайне ограничивающие эту свободу, обычно объясняются соображениями экономического и финансового характера. В отношении русского беженства соображения эти сами по себе не устраняют противоречия этих правил праву убежища. Прямым нарушением права убежища представляются существующие ныне особые стеснения права свободного передвижения в отношении русских беженцев.
3. Репатриация русских беженцев, как политических эмигрантов, является политическим актом, связанным с подчинением так называемому советскому правительству и признанием правового характера как власти большевиков, так и издаваемых ими декретов. Положение это само по себе не требует доказательств. Репатриационная политика верховного комиссара усиливает политическое значение предпринимаемых им в этой области мер. Этим, между прочим, объясняется удостоверенный самим верховным комиссаром факт принятия большевиками деятельного участия в организации репатриации беженцев.
Приведенные положения предопределяют отношения русских беженских организаций и русской зарубежной общественности к проблеме репатриации.
4. Политическое значение репатриации с точки зрения интересов коммунистической власти может быть расцениваемо различно. Несомненно, однако, что само беженство в своей борьбе за освобождение России от большевистского ига не имеет основания противодействовать возвращению в советскую Россию лиц, добровольно того пожелавших, вне зависимости от тех побуждений, которыми могут руководиться при этом отдельные лица. Принудительное пребывание их за границей может иметь лишь разлагающее влияние на беженскую среду, а потому содействие репатриации этих элементов не может быть отвергаемо. Однако такое содействие репатриации не должно выявляться во вступлении, хотя бы косвенно, через посредство третьих лиц, в какие-либо договорные отношения с большевиками, неизбежно связанные с признанием советской власти и правового характера их декретов, а также с принятием ответственности за судьбу репатриируемых в советской России. Совершенно иное значение имеет оказание материальной помощи лицам, возвращающимся в Россию по добровольному желанию на свой риск и страх, при том, однако, условии, чтобы оказываемая в этих случаях общественная помощь не была производима за счет средств, предназначенных на помощь беженству.
5. Репатриация может быть допускаема лишь при условии свободного согласия репатриируемых. Свобода такого волеизъявления определяется не только отсутствием принуждения или угрозы такового, но и сознательным отношением пожелавших вернуться на родину к созданным большевиками правовым и экономическим условиям жизни в советской России. Русская зарубежная общественность, в лице своих организаций и отдельных членов, должна поэтому прилагать все усилия к возможно широкому распространению в своей среде сведений о советской России. По этому поводу нельзя не указать, что данные, исходящие как от верховного комиссара д[окто]ра Нансена, так и от г[осподи]на Вольфа об обстоятельствах, сопровождавших репатриацию нескольких групп беженцев, не могут не вызывать серьезных опасений. Прежде всего, статистические сведения о количестве русских беженцев в Польше и Румынии, «добровольно выразивших» желание вернуться в советскую Россию, по-видимому, свидетельствует о том, что Верховным комиссариатом в достаточной мере не учитывается то влияние, которое неизбежно оказали на свободу волеизъявления беженцев угрозы польского и румынского правительств насильно изгнать их из своих пределов подобно тому, как это фактически было выполнено польским правительством в отношении одной группы беженцев. В связи с этим не лишено значения то обстоятельство, что до настоящего времени наибольшее количество репатриированных усилиями д[окто]ра Нансена относится к беженской группе, водворенной в Болгарии, где, как известно, положение беженцев было исключительно тяжелым{170}.
Таким образом, представляется несомненным, что применяемый д[окто]ром Нансеном метод репатриации не устраняет возможности принятия этих мер в отношении таких лиц, которые изъявили согласие вернуться в советскую Россию единственно под влиянием угрозы выселения насильственного. Еще в меньшей мере имеющийся материал свидетельствует о знакомстве репатриируемых с правовыми и экономическими условиями жизни в советской России. То обстоятельство, что верховный комиссар придает значение серьезной гарантии личной безопасности репатриируемых заключенным им с советским правительством соглашениям, свидетельствует, по-видимому, о недостаточном знакомстве Верховного комиссариата с указанными условиями. В этом отношении обращает на себя внимание последняя часть принятой Комитетом резолюции, в которой высказывается пожелание о предоставлении репатриируемым «достаточной охраны, дающей им возможность восстановить свои жилища и восстановить экономическую деятельность». Пожелание это, по-видимому, лишено всякого реального значения при действии декретов, которыми русские беженцы лишены всего принадлежащего им в советской России имущества и даже права домогаться возвращения такового от третьих лиц. Введение приведенных слов в резолюцию может явиться источником заблуждения репатриируемых относительно ожидающих их в советской России условий существования.
——— • ———
назад вверх дальше
Содержание
Документы
 | swolkov.org © С.В. Волков
Охраняется законами РФ об авторских и смежных правах |  |