Несмотря на недопустимость «сантиментов», МИД иногда все же отступал от своей генеральной линии. Среди советских граждан, попавших к англичанам в том же месяце, что и Софья Гусейнова, был всемирно известный профессор. Я не могу назвать ни имени, ни области занятий профессора, так как его родственники до сих пор живы. Его сын ответил на мой запрос так:
За исключением нескольких незначительных эпизодов сразу же после крушения Германии, моей семье ни разу не угрожала репатриация. Более того, англичане сообщили отцу, что советские разыскивают его, и предложили взять под защиту. Они сделали это потому, что Кембридж был заинтересован в отце как в специалисте, а кроме того, его хотели заполучить американцы.
И профессор репатриирован не был. С этой благополучной судьбой ученого резко контрастирует мрачная история Александра Романова, находившегося в лагере для русских военнопленных в Ньюкасле. Романов попал к немцам в 1941 году, когда был совсем еще мальчиком; позже его вывезли на работы во Францию. После высадки союзников в Нормандии он был взят в плен американцами и вместе с тысячами других пленных оказался в Англии. Наслушавшись в лагере рассказов о том, что ждет его на родине, он дважды пытался бежать, но всякий раз его ловили и возвращали назад. Так что в случае репатриации он становился верным кандидатом в смертники. Вероятно, понимая это, английский офицер, работавший в лагере переводчиком, посоветовал юноше снова бежать и пойти к представителям русской эмигрантской общины в Лондоне; там де ему помогут. Скопив немного денег, Александр добрался до Лондона и явился по адресу площадь Бричин-Плейс, 5, в Русский дом, которым владел представитель антикоммунистического движения русских эмигрантов в Лондоне Саблин. Александр позвонил в дверь, ему открыли, и он оказался в большой комнате. В ожидании хозяина квартиры он рассматривал огромный портрет своего знаменитого тезки, царя Александра I, изображенного вместе с Николаем I. На стенах висели иконы, гравюры с видами России, фотографии убитого большевиками Николая II. О том, что произошло дальше, нам известно из отчета МИДа.
В комнату вошел элегантный, щегольски одетый господин. Это был Саблин. Указав Александру на стул, он сел рядышком и осведомился, чем может служить. Александр принялся рассказывать о своих страхах, двух побегах, о совете английского офицера и надежде на то, что русская община его спрячет. Саблин внимательно выслушал гостя, задал пару вопросов насчет английского офицера и, сказав, что ему надо позвонить, вышел из комнаты. Действительно, он направился в свой кабинет и позвонил в министерство внутренних дел и в военное министерство.
Саблин, на визитных карточках которого значилось «Представитель общины русских беженцев в Соединенном Королевстве, бывший поверенный в делах Российской Империи в Великобритании», к тому времени уже перешел на службу к Советам{83}. Примерно через час после телефонного разговора раздался звонок в дверь, и в комнату торопливо вошел капитан Солдатенков, служивший, как сказано в отчете военного министерства, «связным между министерством и советскими властями{84}. Задав юному Романову несколько вопросов, он отправился писать отчет. Саблин, между тем, оказался в весьма щекотливом положении. Как сказано в отчете МИДа, «оставлять юношу у себя он не хотел, но и отсылать его прочь тоже было неразумно». Ведь уйдя из дома Саблина, Романов мог просто исчезнуть или же повстречать человека, который сообразит, что в данном случае уместно обратиться к «Закону о союзных вооруженных силах». Поскольку Романов никогда не служил в Красной армии, адвокат без труда мог доказать суду, что юноша не член иллюзорных советских сил на британской территории. Саблин, конечно, мог предложить Романову «убежище» в Русском доме, однако «опасался, что ему это будет в высшей степени неудобно сделать, поскольку у него сложились хорошие отношения с представителями советских властей». Позиция британского МВД тоже была сложной. Романова нельзя было арестовать как «дезертира». И МВД предложило Саблину подыскать гостю жилье и продолжать следить за ним, пока МВД не сочтет возможным его арестовать. Это, в свою очередь, не устраивало Саблина, который боялся, что русские эмигранты могут заподозрить его в сотрудничестве с Советами, а недоверчивое советское посольство — в антисоветских намерениях. Поэтому Саблин решил действовать на свой страх и риск.
Саблин пригласил юного беглеца к столу. К тому времени он уже завоевал полное доверие Александра Романова, которого трогало и подкупало расположение элегантного господина, такого внимательного, такого многоопытного и к тому же без конца подливавшего гостю вина. Парень совсем потерял голову. Тогда Саблин начал втолковывать ему, что единственный разумный выход — вернуться в лагерь.
Все равно власти в конце концов его найдут, и тогда ему не избежать крупных неприятностей. А если он вернется добровольно и скажет, что хочет служить в Красной армии, с ним, несомненно, будут хорошо обращаться по возвращении домой. Конечно, сам он, Саблин, будучи эмигрантом, находится в оппозиции к советскому режиму, но, сам того не желая, пришел к выводу, что Сталин за последние годы сильно изменился. После победы над немецкими захватчиками в России забрезжит новая эра благополучия и законности, так что — кто знает — может, и он, Саблин, в один прекрасный день вернется на родину.
Саблин взглянул на часы. Если Саша поторопится, он к вечеру доберется до своего лагеря, и никто не узнает о его побеге. Саблин сунул в карман юноши немного денег. И не надо отказываться. Если мы, русские, не будем помогать друг другу — кто же тогда нам поможет! Кстати, не запомнил ли Саша фамилии офицера, посоветовавшего ему бежать. Высокий, в очках? Нет? Жаль, он, Саблин, хотел бы поблагодарить его, хотя совет и оказался не очень удачным.
Все прошло как по маслу. Бормоча слова благодарности, Александр ушел. Саблин проследил за тем, чтобы он действительно сел на поезд, идущий в Ньюкасл. Побег завершился, завершилась и история Александра Романова. Некролог ему написал Патрик Дин: «Романов убегал из лагеря трижды. Когда он вернется в СССР, его ждут трудные времена»{85}. Джон Голсуорси в декабре высказался более определенно: «Человек, заслуживший верную смерть своими попытками бежать...»{86}
Поскольку весь этот эпизод произошел 9 марта, Романов, скорее всего, оказался вместе с другими пленными на борту судна «Альманзора», отплывшего из Глазго в Одессу 27 марта, и, вероятно, был в числе тех, кого расстреляли немедленно по прибытии (те, кто безуспешно пытался избежать репатриации, были обречены на смерть).
Трем латышам, бежавшим 1 мая 1945 года из лагеря в Ньюландс Корнер, в Гилдфорде, повезло больше. Догадываясь, какая участь уготована незадачливым претендентам на включение в «спорный» список, они доказывали генералу Ратову и бригадиру Файербрейсу, что являются латвийскими гражданами. Недалеко от лагеря жила латышка, вышедшая замуж за англичанина, Анна Чайлд. Она посоветовала своим соотечественникам бежать и явиться прямо в латышскую миссию на Итон-Плейс. Те так и сделали, но чиновники, встретившие их в миссии, были напуганы ничуть не меньше самих беглецов. Как рассказывала мне госпожа Чайлд, «насколько я поняла, там даже разговаривать с ними опасались, не говоря уже о том, чтобы помочь им».
Сотрудники миссии страшно боялись, как бы английское правительство, стараясь угодить Сталину, заодно не репатриировало бы и миссию. Но все обошлось. Как выразился Джеффри Вильсон, МИД «счел необходимым немедленно предпринять какие-то действия во избежание серьезного публичного скандала». Беглецов заверили, что поскольку они являются латвийскими гражданами, их никто не станет репатриировать насильно. Они провели несколько дней в миссии, после чего их отправили в лагерь для военнопленных, не являвшихся советскими гражданами, и в конце концов они были освобождены{87}.
К середине 1945 года большинство русских из английских лагерей были отосланы на родину. Необходимость в длительных морских перевозках отпала. После падения Германии пленных можно было отправлять сушей. Последняя, восьмая по счету, крупная партия пленных в 355 человек выехала из Англии в августе 1945 года. Путь их лежал из лагеря в Ньюлендс Корнер в советскую зону Германии, через Дувр и Остенде. Их сопровождал капитан Крайтон из группы связи с СССР. В своем отчете он уделяет особое внимание поведению трех советских офицеров, сопровождавших пленных. Как и английский МИД, советские офицеры боялись, что общественность Англии узнает о происходящем. «Майор Груздев... обвинил подполковника Ладфорда в том, что тот умышленно остановил грузовик с пленными и заставил их идти на виду у прохожих». Капитан Крайтон тоже удостоился замечания Груздева: английский офицер в простоте душевной предложил во время путешествия разместить офицеров вместе с репатриантами. Правда, позднее, когда они прибыли в Люнебург, Крайтон, к немалому своему удивлению, оказался свидетелем ареста советской военной администрацией всех трех офицеров.
В Дувре один репатриируемый бежал. В Голландии пытался бежать другой. Его поймали и вернули назад, но наутро обнаружился еще один побег, а на другой вечер разыгралась трагедия:
Когда поезд, в 19.00 выйдя из Целля, шел по мосту, я увидел, как из окна бросился человек и упал вниз, пролетев около 30 футов. Поезд остановился, и, пока подбирали беглеца, я позвонил военному коменданту в Целле и попросил немедленно прислать скорую помощь. Вернувшись в поезд, я увидел, что русские несут несчастного в вагон, к величайшему негодованию английских солдат, ехавших в этом же поезде. На мое сообщение о скорой помощи [советский] майор ответил, что берет этого человека в поезд. Я сказал ему, что считаю это бесчеловечным и что беглеца надо отправить в больницу. Меня поддержал еще один английский офицер, и майор Груздев согласился. Позже мне сказали, что этот человек (Г. Функ) умер в больнице.
Всего по пути было совершено восемь попыток побега, из них только две оказались удачными. В бараках в Люнебурге, где был устроен сборный пункт для репатриируемых, 140 человек были по приказу советских властей помещены под строгий арест{88}.
В Англии репатриация русских подходила к концу. 12 ноября 1945 года военное министерство организовало в лагерях для военнопленных «последний розыск» советских граждан{89}. Было обнаружено 66 человек, которых 12 декабря отправили через Остенде в Союз. Но попытка советских представителей включить в эту группу еще 60 украинцев польского происхождения провалилась. Англичане на сей раз решили твердо держаться буквы Ялтинского соглашения{90}.
Однако для пленных, остававшихся в Англии, этот «последний розыск» отнюдь не означал, что все их волнения и страхи позади. Так, в декабре 1946 года, т.е. более чем через год, через Дувр и Кале в лагерь для советских граждан под Парижем была под вооруженной охраной отправлена группа из четырнадцати человек{91}.
Всего в 1944–46 годах в Англии содержалось и было отослано в СССР 32 295 русских военнопленных{92}. Большинство их составляли члены «восточных легионов» и трудовых батальонов Тодта, взятые в плен в Нормандии и привезенные в Англию до сентября 1944 года{93}. Многих из них можно было счесть «предателями», но другие таковыми не были и быть не могли, особенно женщины и дети, составившие немалую часть репатриированных{94}.
А. Солженицын упрекнул английский народ в том, что тот без всяких протестов позволил совершиться преступлению — насильственной репатриации. Примечательно, однако, что об этой огромной операции, охватившей тысячи человек и сопровождавшейся грубыми нарушениями английских законов, самоубийствами и похищениями людей, знали лишь немногие. Если хотя бы часть общественности узнала о том, что происходит в их стране, и выразила протест, возможно, британская политика в этом вопросе была бы пересмотрена, по крайней мере — на территории Англии. Но бдительность МИД, в сочетании с изоляцией пленных в «преддверии» ГУЛага, позволила сработать весьма двусмысленному «Закону о союзных вооруженных силах». Нам остается лишь надеяться, что в Англии больше не повторятся времена, когда сотрудники СМЕРШа свободно рыскали по стране в поисках добычи, поскольку в следующий раз их жертвами едва ли станут русские.
——— • ———
назад вверх дальше
Оглавление
Документы
| swolkov.org © С.В. Волков Охраняется законами РФ об авторских и смежных правах | |